О первой любви, пользе макияжа и рубероиде
Я барышня симпатичная. Не то чтоб красавица, но никто из мужчин, проснувшись со мной в постели поутру не уверовал в Ктулху, не принял целибат и не стал фанатом Ксении Собак. А это, согласитесь, о многом в мою пользу свидетельствует.
В принципе, на меня можно и без макияжа смотреть, не сплевывая. Поэтому перед выходом, к примеру, в булочную, я макияжем не особо заморачивалась.
Разве что, если ноги небритые, то из уважения к окружающим брюки надевала. Вот и весь мой марафет был. И пофиг, потому как все равно я была интересна окружающим своим богатым внутренним миром.
Но с некоторых пор, лет уж так -надцать я без макияжа никуда. Не то, что в магазин. Даже глухой ноябрьской ночью коммуниздить для дачи рубероид с соседней стройки без макияжа не хожу. Даже мусор выносить в пять утра к мусоропроводу и то по полной программе крашусь. Пуганая, потому что.
Ну да все по порядку. В общем, влюбилась я по молодости лет в Костика. Наверное, в жизни каждой женщины был такой Костик. Он – как несбывшаяся мечта, как прекрасный принц, чей конь только побил копытом перед вратами в духовный и физический рай и ускакал восвояси. Костик… Эх… Красивый как молодой Аполлон, образованный, утонченный, романтичный, воспитанный, из хорошей семьи, с прекрасным перспективами и, что немаловажно, дофуя обеспеченный в материальном плане. В общем, мечта любой малолетней писюхи, которая всерьез задумывается о своем будущем, а не просто хочет потрахаться и потусить. В то время, когда мои соседки и подружки-пэтэушницы, пуская по кругу литровую банку со спыжженым домашним вином и сигаретку «Прима» наперебой хвастались своими парнями («мой Леха скоро с зоны откинется и тогда пестец сделает всем, кто до меня дойобывался», «а Ленька Лысый мне вчера сказал, что я миньет классно делаю, даже лучше, чем ему за деньги делали, наверно, замуж позовет, я думаю», «а мне Вовчик сумочку подарил, почти новую, и шапку норковую, только великовата она на меня, в следующий раз скажу, чтоб, блять, сначала размер спрашивал, а только потом снимал, гы-гы»), я встречалась с Костиком, который, вручал мне огромный букет роз, садил в папину новую машину, и мы ехали в ресторан, пить шампанское и кофе, заедая желе с мороженым. И дарил он мне потрясающее белье, дефицитные дезики, лак для волос и духи «Опиум», кулон и сережки с фианитом (я тогда считала, что это круче, чем с бриллиантом), всего Дрюона в подарочном издании и билеты на концерт «Ласкового Мая» (уж не знаю, правда, настоящего ли). В общем, сказать, что мне завидовали, это не сказать ничего. Не было среди моих знакомых теток ни одной, которая не хотела бы остричь меня налысо, вырвать все зубы, облить кислотой, проехать по мне асфальтным катком и засыпать карбидом. А потом упасть на грудь Костику со словами «Я твоя, делай со мной что хочешь». Но вот фигушки.
Помимо материального благосостояния и патологической нежадности (хотя и этого бы хватило) было у Костика еще много достоинств. А поскольку девушка я была не сугубо материальная, то интеллектуальный уровень Костика меня возбуждал не меньше, чем подаренные им «недельки».
Боже мой, как приятно в 16 лет, мня себя зашибись интеллектуалкой, найти пацана, с которым можно обсуждать поэзию Ахматовой и Пастернака, группу «Аквариум» и французский неореализм, сидя в дорогом кафе и попивая винцо. Одним словом, два в одном.
Кроме того, Костик был эстет, рафинированный и гипертрофированный. Когда приглашал меня в гости, накрывал стол, ставил свечи, красивые хрустальные бокалы, крахмальные салфетки, изящный кофейный сервиз. Играл на пианино, читал стихи, показывал семейный альбом, где его аристократическое интеллигентное семейство отдыхало в Европе (папа у Костика был каким-то военным дипломатом, впрочем, утверждать не берусь, в то время меня легко было наеть, но что Костик по заграницам с семьей мотался – это точно). И этот Костик нежно и ненавязчиво пытался и меня изменить к лучшему и привить мне эстетизм и хороший вкус.
Кто помнит женскую моду начала 90-х, тот в цирке не смеется. «Маленькая Вера» с ее пластмассовой бижутерией, черными стрелками, фиолетовой помадой и начесами – это знаете ли, еще цветочки, столичное эстетское кино. В провинциях в то время все было гораздо круче. Мой «выходной» прикид выглядел следующим образом: на голове начес на пиве или сахарном сиропе (или на лаке «Прелесть», если везло, но банка лака заканчивалась за две укладки), самодельные клипсы из посаженных на сапожный клей красных пуговиц от пальто, глаза подведены жженой пробкой и тушью «Ленинград»,сверху купленные у цыган блестки на вазелине, брови выщипаны, где неровно – дорисованы, тональный крем «Балет» на 5 тонов бледнее цвета моей кожи (какой достала по блату, таким и мазалась, не до выяпонов в век тотального дефицита), губы обведены фиолетовым карандашом и накрашены бледно-сиреневой помадой. На ногтях фиолетовый лак (вдруг кому надо, пишу рецепт - в обычный перламутровый белый капнуть канцелярской туши, размешать).
Красивая я была, глаз не отвести.
И Костик учил меня жизни, деликатно намекая, что женщина ВСЕГДА должна быть ухожена (видела я его мамочку, понимаю, откуда у него это – женщина-мечта), со вкусом одета и накрашена так, чтобы ее не хотелось умыть. Дескать, ему безумно нравятся у женщин чистые, здоровые свободно струящиеся по плечам волосы, он просто балдеет, когда у женщин ногти покрыты бежевым лаком – это его любимый цвет, он просто счастлив, когда я ношу подаренные им маленькие сережки – я в них такая необыкновенная. А моя кожа такая свежая, что никакие кремы ей не нужны. Вот таким нехитрым НЛПишным способом, с помощью примитивных манипуляций Костик развивал во мне хороший вкус. Впрочем, я так безумно его любила, что если б он сказал, что питает пристрастие к одноглазым женщинам, то у моего второго глаза было бы мало шансов уцелеть.
Кстати, помимо очевидных плюсов, от Костиных уроков, был и существенный минус – я потом долго избавлялась от привычки тянуть носочки, когда мои ноги у мужика на плечах, прикидывать, красиво ли у меня ложится челка, когда я делаю минет, и думать, изящно ли изгибается моя спина в позе наездницы и эстетично ли колышется грудь. Но сейчас не об этом.
Встречались мы с ним где-то год, а потом Костик меня бросил. Да. Сейчас я, наверное, впервые в своей жизни пишу правду. Да, ЭТО ОН МЕНЯ БРОСИЛ. По предыдущей растиражированной версии, это я его бросила, потому что он мне надоел со своей ревностью и настойчивыми предложениями руки и сердца. Я, мол, еще слишком молодая, чтоб связывать себя узами брака, пусть даже и с Костиком. Да и ревность забывает. Я что, не имею права на личную жизнь? Он что, думает, что я его собственность??? Вот приблизительно так я объясняла своим подружкам причину нашего с Костиком расставания. Они, конечно, хрен верили, но опровергнуть не могли – с Костиком ни одна из них лично не была знакома (уж я за этим следила).
Бросил, подлец, красиво – пришел с желтыми розами, прощальным подарком (концерт «Аквариума», где «Город золотой»), бутылкой вина. Говорил, как он счастлив, что я была в его жизни, каким необыкновенным светом я ее озарила, как он будет помнить меня всю жизнь, но мы слишком разные, у нас нет будущего, поэтому он меня отпускает, чтоб я нашла свое истинное счастье. Ну, или похожую паибень в этом духе.
Я тогда хоть и малолетка была, но уже стервозная. Меня после его слов еще вполне хватило на фразу: «Хорошо, Костик, что ты первый об этом заговорил, а то я все никак не решалась. Я тоже давно уже думаю, что мы не пара. Спасибо, что ты избавил меня от необходимости начинать этот разговор. Успехов тебе в личной жизни. Останемся друзьями». И гордо удалилась, чтоб потом неделю прорыдать, не просыхая и обдумывая наиболее безболезненные и не уродующие внешность способы самоубийства.
Говорят, первая любовь не забудется никогда. Так и есть. Я еще долго после Костика не могла наладить свою личную жизнь: постоянно сравнивала всех претендентов с Костиком. И сравнение это было типа хера с ушной палочкой. Потом как-то улеглось, образовалось. Но одно я знала точно – Костик еще не раз пожалеет о том, что меня бросил. Я не раз представляла, как лет через 5-10 мы встретимся (он к тому времени уехал в другой город, у нас бывал время от времени). Я буду вся такая красивая, ухоженная, стройная и успешная. А Костик будет лысоватым, полноватым, разочаровавшимся в жизни, страшно жалеющим о прошлом и страстно желающим, чтоб я его простила и пригласила в свое блистательное будущее. Вот так я мечтала. Знаю, что это неоригинально, но многие подвиги были совершены просто для того, чтоб кому-то доказать что-то.
И судьба устроила нам встречу. И не одну. А по закону жанра – целых три.
* * *
Итак, первая встреча с Костиком.
Я к тому времени уже закончила вуз и работала. Здесь, наверное, следует упомянуть, что в мире есть мало вещей, которые я ненавижу больше, чем поезда. Ну, разве что мировой терроризм и быдло, ну и еще пыль в труднодоступных местах. Но это философские категории, а поезда – весьма реальны.
И вот послали меня в командировку. Именно, блять, меня, и именно, блять, из-за моего профессионализма и, блять, невъябенного вербального интеллекта. Партнеры, с которыми я общалась исключительно по телефону и произвела на их неизбалованные культурой умы неизгладимое впечатление, требовали для переговоров по очень важному контракту именно «ту девушку, с которой они по телефону разговаривали». Бизнесмены, йопт.
Шеф велел ехать. А ехать надо было летом в курортный город ночь в поезде. Потом день – переговоры, и в ночь обратно. Билеты достали только плацкартные. Шеф обещал премии, отпуск, личного помощника и много всяких льгот. В общем, поехала я. Туда добралась еще с горем пополам, хотя ни минуты не спала, переговоры заняли не больше часа, остальное время мне показывали достопримечательности, кормили и развлекали разговорами. Директор намекал, что в их городе я не видела еще столько прекрасного, и мне надо остаться еще на один день, а билет он мигом поменяет. Понимая, что под «прекрасным» он имеет в виду свое обнаженное 50-летнее тело, я извинялась, выражала ужасное сожаление, говорила, что не в последний раз видимся, но настояла на отъезде этим вечером.
Спать хотелось дико. Благо, у меня была нижняя полка, поэтому я быстренько переоделась в майку и пижамные шорты и решила спать аж до родного города. Но не тут-то было. Перечисляю по порядку: кондиционер не работал, соответственно, температура была градусов 40 липкой вонючей жары, в купе со мной ехали три подозрительного вида мужика, которые спать не ложились, а нарубив колбасы и хлеба, устраивались побухать. Причем самогонки. Причем пытались к этому делу приобщить и меня. Дальше. Умыться мне не удалось – в вагонном туалете я брезгую, представляя сколько тараканов и мышей утопилось в этом баке с водой. А свою минералку, которой можно было сполоснуть лицо, я выпила раньше, чем сообразила, что у полусонного и полупьяного проводника я второй бутылки купить уже не смогу. За ночь я несколько раз пыталась уснуть, но просыпалась сначала от пьяного гогота попутчиков, потом от их храпа, потом от вони их носков, а в завершение мне на ноги и на тапки от резкого рывка поезда разлилась оставленная кем-то из них в стакане самогонка. Под утро, когда я еле-еле забылась тревожным сном, вломился проводник и сказал, что через 5 минут моя остановка. Билять. Собиралась очень-очень быстро и практически в кромешной темноте. Что с того, что у меня весь макияж сполз по лицу на 5 см вниз? В половине пятого проезд прибудет на пустой мокрый перрон, станция проходящая, не исключено, что здесь сойду из всего поезда только я. Шансы, что в это время на перроне меня увидит кто-то знакомый были такие же, как у вахтовика выиграть в карты со случайными попутчиками в поезде «Воркута-Москва». В общем, я решила, что на таксиста – пох, ему после рабочей ночи что мисс Вселенная, что продавщица семечек – все едино. Посему тапки оставила проводнику на память, юбку кое-как запихала в сумку, одела блузку, на которой я всю ночь проспала, сверху – пижамную кофту чтоб не холодно, симпатичную такую – на голубом фоне розовые зайцы и желтые лягушата; воняющие самогонкой ноги упаковала в босоножки на высоченном каблуке (модные тогда такие были – с веревочками, которые надо аж до колена красиво наматывать), веревочки завязала морскими узлами, и гордо вырулила на перрон.
Накрапывал мелкий дождик, на краю неба, за деревьями потихоньку разгорался рассвет, робко начинали попискивать птицы… На площадке перед вокзалом не было ни одного такси.
Уж не знаю почему. Их всегда дофигища, наперебой лезут, хватая сумки из рук. А тут – ни одного. Может, поезд какой популярный перед этим подъезжал, может, инопланетяне их нах выкрали в это время, может…
Делать нечего, порулила я под навес ждать такси. А место, где и от дождика можно было спрятаться и за площадкой наблюдать, было только одно – рядом с двумя вокзальными проститутками такого вида, что на них до пяти утра так никто и не позарился. В общем, стала я рядышком, закурила. Они от моего прикида так офигели, что даже на хер не решились послать.
В общем, курю я, и вижу, как на площадку выруливает новенький мерс, останавливается и из него выходит…правильно…Костик. Со словами: «Мама, ты пока в машине посиди, я посмотрю на какой путь…» он направляется в мою сторону. К чести Костика надо сказать, что со мной он поздоровался. Но вступать в разговор с тремя проститутками, одна из которых, в пижамных штанишках, явно работала под девочку-дауна, в расчете на извращенцев-педофилов, на глазах у матери не стал. Думаю, мало кто будет его винить за это.
Костик исчез в здании вокзала и до приезда моего такси оттуда не появлялся.
С той работы я вскоре уволилась. Не умели они ценить кадры.
Встреча вторая.
Я, вообще-то, интеллигентка только во втором поколении. Все мои родственники по отцовской и материнской линии живут в деревнях. Люди они хорошие, душевные, когда кабана режут, всегда шмат сала нам передают ну и осенью, само собой, мешок картошки.
К нам в гости ездят, но не часто, и ненадолго. В общем, живем дружно.
В то злополучное утро, когда я мирно бюллетенила по поводу жесточайшего насморка (такого, что глаза красные и слезятся, а нос распух и напоминает рудиментарный хобот), в дверь ко мне позвонили. Родственники. Дядя Гриша, троюродный мамин брат, и его жена тетя Зина. Тетя заголосила прямо с порога, требуя немедленно звонить врачам, потому что у дяди Гриши гангрена. Полусонная и больная, я, все же, путем наводящих вопросов выяснила, в чем было дело. А дело было так. Дядя Гриша по синьке (праздновал именины одного из своих кумовьев), вернувшись домой поздно ночью, решил почему-то достебаться до коровы (по его версии – хотел ей сена на ночь задать). И корова наступила ему на ногу. Но поскольку общая анестезия от сивухи еще действовала, то особой боли дядя Гриша не испытал, спокойно доковылял до сарайчика и лег спать. А под утро нога его сильно заболела… Он разбудил тетю Зину и, путаясь в показаниях сбивчиво объяснил ей, что, мол, песдец, нога почернела и распухла, наверно надо ампутировать, пока гангрена не добралась до паха. Тетя Зина – баба решительная, вскочила на мотоцикл, посадила Гришу в коляску и помчалась по предрассветным полям в город, поскольку «ты ж знаешь нашего фершала…он же, не просыхая, пьет… а у вас в городе спицилисты».
Позвонила я в регистратуру, узнала, что хирург уже принимает с восьми. И пошли мы все втроем в больницу. Следует сказать, что больница находится через два дома от моего, проще доковылять, чем ехать. Представляли наша троица в это солнечное утро собой достаточно живописное зрелище. Посредине, еле передвигая ногами, шел дядя Гриша. По сельским меркам он мужик ничего, пьет не больше остальных, все зубы есть, правда, два железных. Спереди. Одет Гриша был, в чем, не раздеваясь, ночевал в сарайчике. Лицом небрит, отечен и хмур. Сильно вонял перегаром. Рядом, поддерживая его бережно под руку, шагала тетя Зина. Собиралась она впопыхах, о стиле одежды не особо заботясь. Была на ней не первой свежести футболка с надписью «beer» и изображением бокала с тем самым биром, джинсовая юбка, носки и мужские сандалии. В руках – авоська с позвякивающими банками – «поесть ему, паразиту, собрала домашнего, он же ж больничного и в рот не возьмет!» С другой стороны шагала я, с опухшим красным носом, немытой головой, в спортивном костюме и шлепанцах на босу ногу.
И тут вдруг из-за угла дома с веселым лаем выскочила шоколадная такса, а за ней, с поводком в руке…правильно, Костя. Когда он увидел меня с утра в такой компании, то в глазах у него отразилось большое человеческое сострадание и большое же нечеловеческое аххуение. Мне тогда показалось, что даже такса, захлебнувшись лаем, привстала на задние лапки, чтоб получше нас рассмотреть. В этой звенящей тишине мы завернули за угол дома.
Ногу дяде Грише вылечили. Даже в больницу класть не стали – кости целы, просто ушиб. И вот, нах, спрашивается, надо было его в город вести?..
* * *
Ну и… Решила я сделать ремонт в своей квартире. Евро. «Кто не был, тот будет, кто был – не забудет». Когда-нибудь, лет через десять, когда затянутся раны и время немного притупит боль, я расскажу о том, как одинокая женщина делала ремонт. Расскажу о странных, диаметрально противоположных особенностях восприятия слов «аккуратно» и «быстро» у пролетариата и творческой интеллигенции; поведаю, как я, презрев гордость, бегала за чекушкой для похмельного мастера, чтоб не останавливался рабочий процесс; почту минутой молчания память двух моих редких орхидей (находящихся на тот момент в состоянии покоя и посему представляющих из себя засохшие коричневатые отростки), выписанных из Италии по 40 евриков каждая, плюс пересылка, которые были выброшены мастерами вместе со строительным мусором; оплАчу выбитое стекло в двери и новую скатерть, которой они застелили пол «чтоб не запачкать»… Ладно, забудем…
Две комнаты, ванна и кухня были уже полностью готовы, оставался коридор, в котором пока громоздились вдоль стен пачки пыльных журналов и старая обувь, предназначенная на выброс. Большая часть обоев там уже была содрана, оставалось додрать оставшиеся и поклеить новые. С этим я решила справиться самостоятельно. В выходной с самого утра я, одев любимую, но уже очень поистасканную тельняшку, старые треники и намотав на бошку отрез марли (ну не было у меня платка, который не жалко) начала бойко кружить по квартире, подготавливая фронт работ. Да так бойко, что разлила масляную краску на новый подоконник. А ни ацетона, ни растворителя в доме не было. Вытерла тряпками кое-как и позвонила младшему брату моей подружки, который работал продавцом в строительном магазине. Он обещал подскочить и привезти ацетон. Я срывала старые обои, время шло, Виталик что-то долго не ехал. И вдруг звонок в дверь. Со словами: «Ну, Виталя, тебя только за смертью посылать, а не за ацетоном!» - я открыла дверь.
…Надо ли говорить, что за дверью был не Виталик?
Костик посмотрел на мою забинтованную голову, на груды старых журналов и ободранные обои, принюхался к специфическому запаху из моей квартиры и сказал: «Юля, я думаю, что тебя еще можно спасти!»
После этих слов я начала безудержно смеяться. Нет, «смеяться» неправильное слово. Я начала ржать так, что сползла по стенке прямо на кучу журналов, потом на пол. Я валялась, корчась от смеха, на доли секунды переставала, чтоб глотнуть воздуха и опять начинала ржать. Слезы текли по моему лицу, живот сводило судорогой, я кашляла, но смеяться не прекращала. Ни до, ни после этого я никогда так не смеялась. И даже не догадывалась, что могу.
Я не видела, как Костик ушел. Я продолжала ржать и после того, как пришел Виталик, и во время поклейки обоев и еще месяц спустя в самых неподходящих местах и в самое неподходящее время.
Масляная краска – страшно токсичная штука.
В общем, Костик, если ты сейчас читаешь это письмо, то я хочу снять тяжесть с твоей души. Ты хороший человек, Костик, поэтому имеешь право знать, что, вообще-то, я – здоровая физически и психически женщина при полном макияже в естественных тонах. Просто у Господа Бога с чувством юмора всегда было хорошо.
P.S. Если в три часа ночи возле стройки вы увидите даму с салонной укладкой, в костюмчике, туфлях на каблуках и рулоном рубероида на плече, смело подходите и говорите «Привет, Юля!».
Не ошибетесь.
И опять о Юле и рубероиде...
И приснилось мне, будто иду я по зимнему лесу. Вокруг тишина, под ногами тихонько похрустывает снежок. Вдруг наверху, в ветках деревьев что-то закопошилось, осыпав меня колючим инеем. Я подняла голову и увидела среди веток рулон рубероида. «Помоги мне, Юля!.. Спаси меня, добрая девочка! Умоляю тебя… Забери меня отсюда…» - жалобным, рвущим душу голосом попросил меня рубероид. «Но как же я тебя сниму?- спросила я. – Я ж не умею лазить…» «Умеешь, попробуй, ну что тебе стоит? Это ж такая малость, а мне такое облегчение… Сними меня, сними, сними…» - канючил рулон.
Я сжалилась и, обхватив руками ствол дерева, начала карабкаться наверх. И когда уже до рубероида оставалось буквально несколько метров, в небе вдруг появился на аэроплане летчик Чкалов, белозубо улыбнулся и схватив одной рукой рубероид, взмыл вместе с ним за облака. Я посмотрела вниз и офигела: до земли было невообразимо далеко, а вокруг дерева полукругом сидели волки в красных шапочках. Попыталась перенести тяжесть тела на другую руку, но ветка хрустнула, и я с криком полетела вниз…
От этого собственного крика я и проснулась. Со словами: «Вот ведь, приснится ж такая фигня,» - списала все на гремучую смесь чая для похудения, двух бокалов мартини и ложки тыквенной клетчатки, которые составляли вчера мой ужин.
Во всякую мистику я не верила никогда. Черные кошки, гороскопы, гадания – все это чепуха на постном масле. А уж вещие сны – тем более.
В следующую ночь мне приснилось, что я в том же лесу, но уже летом. Иду себе спокойно в химзащитном костюмчике, срываю цветочки и плету венок. И выхожу к болоту. А на болоте вижу рулон рубероида, на котором в балетной пачке танцует Волочкова. И рулон под ее тяжестью все глубже и глубже погружается в зеленоватую жижу. И, перемежая слова бульканьем, опять просит меня спасти его, забрать с собой, укрыть, спрятать там, где его никто не найдет. Я ложусь на живот и начинаю ползти к рубероиду, тихонько приговаривая: «Потерпи, миленький, я сейчас, я скоро, я уже иду к тебе…» Но тут Волочкова делает какое-то невообразимое па в воздухе, приземляется и вместе с рубероидом медленно уходит под воду… Я оглядываюсь по сторонам и понимаю, что нахожусь посредине огромного болота. Рядом с моим лицом быстро пролетел филин, чуть не задев меня крылом, и вдруг мерзко захохотал смехом Регины Дубовицкой. От такого ужаса я начала медленно, но неотвратимо погружаться в бездну под мелодию песни «Беловежская пуща».
Проснулась я в отвратном настроении, решила, что клетчатка мне таки вредит. Выбросила ее в мусор с чистой совестью. Гадость редкая. Кто пробовал, знает.
На третью ночь сон был еще кошмарнее: будто я сижу в парикмахерской еще доперестроечных времен, и сушу голову под таким уродливым колпаком, который гонит горячий воздух. И вдруг вижу, что из-под колпака начинает валить дым. Я в ужасе пытаюсь его снять, но колпак будто прирос. «Пипец прическе!!!» - с ужасом думаю я. Кое-как вырываюсь и мчусь к зеркалу. На пути к нему мне делает подножку Сергей Зверев. А когда я внимательнее к нему присматриваюсь, то понимаю, что это Сергей Шнуров!!! Шнуров и Зверев – один и тот же человек!!! От этого открытия у меня подкашиваются ноги, но я все же доползаю до зеркала и пытаюсь посмотреть на себя. …А в зеркале – пустота. И вдруг где-то в глубине мутной амальгамы я вижу рубероид. Он смотрит на меня умоляющим взглядом. И я понимаю, что я – рубероид. Я и рубероид – один и тот же человек. Я пытаюсь ему помочь, вытащить его оттуда, но пальцы лишь царапают стекло… Бигуди спрыгивают у меня с головы и с тихим свистом уползают в норы.
После этого сна я решила, что пора проконсультироваться со специалистом. Под специалистом я подразумевала свою подругу Люську, у которой были 20-типроцентные скидочные карточки на услуги всех колдуний и предсказательниц в городе и области. Некоторые из них даже принимали ее без очереди. А все потому, что Люська никак не могла устроить свою личную жизни и винила в этом потусторонние силы. Хотя если б она перестала считать минет чем-то извращенным и противоестественным, и не знакомила каждого своего нового бойфренда на третий день с мамой, то шансов решить свои проблемы у нее было бы больше. Не то чтоб я ей об этом не говорила, но Люська давно перестала верить бесплатным советам.
В общем, рассказала я Люське все как на духу и спросила, к чему снится рубероид. Люлька глубоко задумалась, потом спросила, что такое рубероид. Сама я точно не знала, объяснила, что это строительный материал, черного цвета.
- Говоришь, черного? – переспросила Люся. – Рулон большой?
- Ну да…
- Толстый?
- Ну не тонкий уж точно…
- Длинный?
- Длинный…- недоумевая от Люсиных наводящих вопросов автоматически отвечала я.
- Все!!! – победно выкрикнула подруга. – Я поняла. Это тебе хочется переспать с негром!
- Тю, малахольная, - возмутилась я. – Ты ж знаешь – я расистка.
- Э-э-э, дорогая, это сознание у тебя расистское, а подсознание очень даже антисегрегационное…
Люлька хоть и дура, как женщина, но начитанная.
- Слушай, Люся, если б твой Фрейд был во всем прав, то тебе уже полгода каждую ночь должно было бы сниться, как ты сооружаешь Эйфелеву башню из огурцов и бананов. А тебе котята снятся и вышитые подушки.
- Это да, - согласилась Люлька, перечеркнув этой фразой в одночасье все научное наследие Зигмунда Фрейда. – Но одно я тебе могу сказать точно: этим сном судьба пытается предостеречь тебя от какой-то беды, рубероид хочет о чем-то предупредить. Ты, это, поосторожнее будь и береги себя…
И так мне Люськины слова запали в душу, что после этого я стала прямо сама не своя и все ожидала неприятностей и бед. Почти перестала спать, поскольку рубероид продолжал сниться и умолял меня его спасти. Но это еще не все. На что бы не натыкался мой взгляд, везде было слово «рубероид» - на рекламных бигбордах, в газетных объявлениях, на боках маршруток, в спаме на моем ящике… В принципе, я находила этому логическое объяснения. Но многим вещам у меня логического объяснения не находилось.
В метро, заглянув ненароком через плечо какому-то читающему парню в распечатку, я глазами выхватила словосочетание «Р.У. Беро и др.».
При выходе из метро какая-то старушка насильно вручила мне флаер – приглашение сходить в Экспериментальный Молодежный Театр на пьесу И. Жирдомирова «Рубероид», в двух частях.
На мой мобильный позвонил какой-то мужик и сообщил: «Ну все, я договорился…» «С кем договорился? О чем?» - недоуменно спросила я. «Как о чем? О рубероиде. Будем забирать. Где-то в пятницу утром…» Я испуганно отключилась и еще минут десять в ступоре смотрела на экран мобильника.
Мой бойфренд Тимоша, человек не особо тонкой душевной организации, но добрый и заботливый, придя ко мне в гости вечером и заметив мою аристократическую бледность и нервозность, попытался меня приободрить как умел.
«Зая, ты какая-то грустная сегодня. Давай я за тортиком сбегаю, с чайком покушаем? Нет? Ну тогда, может, пивка? Тоже нет? Кицюня, так давай в спаленку, расслабишься… Тоже нет?» - казалось, Тимоша исчерпал все известные ему способы развлечь барышню. Ан нет.
«Масипусенок, слушай, я тебя сейчас рассмешу! Мне такой анекдот рассказали – обхохочешься. Про то, как трое со сторожем на стройке бухали…»
Когда Тимоша дошел до фразы: «Мужики, пьянка пьянкой, а рулон рубероида положите на место…» - и весело заржал, сотрясая все свои сто двадцать килограмм мышечной массы, я расплакалась. И со словами: «Вон, вон, чурбан бесчувственный, чтоб глаза мои тебя не видели!» вытолкала Тимошу за дверь. На прощанье он посмотрел на меня взглядом незаслуженно обиженного бассета и, вздохнув, вышел.
Из-за рубероида стремительно рушилась моя личная жизнь.
А за ней и под угрозой оказалась карьера. Мой начальник в пятницу с утра позвал меня к себе и сообщил: «Я тут задумал склады наши немного отремонтировать. Вот, хотел смету с тобой обсудить. Значит, вагонки надо будет купить, цемента немного, рубероида, само собой…»
С криком: «Как вы могли, Николай Сергеевич??!» - я выбежала из кабинета и заперлась в туалете.
Николай Сергеевич был 20 лет женат на бывшей актрисе, которая, как она считала, ради семьи пожертвовала карьерой. Поэтому о немотивированных женских истериках знал побольше самого Курпатова. Через секретаршу он мне передал, чтоб я шла домой и хорошенько отдохнула.
Я так и сделала. Я брела по пустынным улицам, не поднимая от земли взгляд и всей кожей, всей душой чувствовала неотвратимое приближение беды, о которой меня так и не смог предупредить рубероид. Я его не спасла…
Обреченно пообедав, я включила телевизор. Но там Федор Бондарчук бодрым голосом сообщил: «В этом фильме снимались Юлия РУтберг, БЕРОев И ДРугие известные актеры…»
Я выключила телевизор, и чтоб скоротать время, стала читать мифы Древней Греции. Там, слава Богу, не было ни слова про рубероид.
Ближе к вечеру вернулись родители. Загоревшие, бодрые, они втаскивали в квартиру лукошки с клубникой и крыжовником, букет лохматых пионов, бутыль домашнего молока…
- Доча, а ты чего такая бледная?- спросил папа.
- Да устала что-то…- пробормотала я, не желая втягивать близких мне людей в водоворот мистических событий.
- Еще бы не устала, в городе ж экология ни к черту, ты в следующий раз давай с нами на дачу. Природа, воздух… Мать три ведра клубники собрала. Одна в одну… А погода какая всю неделю стояла чудесная… Хорошо съездили. Вот только вчера сволочь какая-то у нас рулон рубероида скоммуниздила, представляешь? Главное, всю неделю спокойно себе лежал, я его еще клееночкой накрыл… А тут просыпаюсь – нету! Слышь, мать, я таки на Ваську грешу… Уж очень он у меня этим рубероидом интересовался…» - с букетом, роняющим на пол пурпурные лепестки, папа пошел на кухню.
И я поняла, о какой беде безуспешно пыталась предупредить меня судьба... И облегченно улыбнулась.
-Ну и х@@ с ним, с рубероидом, - радостно сказала я.
Чем очень сильно удивила своих родителей, никогда до этого не подозревавших, что их дочь ругается матерно.
* * *
Так что не говорите мне, что не бывает вещих снов.
Взято с сайта http://top4top.ru/
Автор - сетевой автор Жажда
